— Ух ты блин… да вы, оказывается, круты, — пробормотал я, увидев появившуюся в стене вмятину.

Молнии от восторга тут же запищали, заискрились, заметались по камере, празднуя победу над вредным камнем. Были бы у них флажки, небось, неистово махали бы ими, а также громко дудели в рожки, всему миру сообщая, что у них наконец-то получилось.

Потом они решили, что этого недостаточно, и с радостным жужжанием полезли мне в уши, в рот и даже в нос. Но я и впрямь впечатлился, поэтому не зажлобился похвалить их вслух еще раз. После чего эйфоричные своенравные «осы» разлетались еще сильнее, но вскоре устали, блаженно осели у меня в волосах, облепили мокрый торс густым серебристым слоем. И я в таком виде и закончил тренировку, гадая, влетит мне потом за стену или нет.

Как ни странно, нет. Не влетело. Охранник, принесший в тот вечер ужин, в сторону громадной оплавленной дырищи только покосился, однако вслух ничего не сказал. На вьющиеся надо мной молнии тоже лишь зыркнул настороженно, но еду честно передал, благо для этого даже не нужно было открывать решетку.

— Осторожнее там, — буркнул он, когда я с благодарным кивком принял поднос и отошел в сторону. После чего парень, беспокойно оглядываясь, ушел, я, в свою очередь, принялся за еду, ну а мои странные молнии, которых я теперь даже по ночам в браслет не загонял, неутомимо шныряли туда-сюда, беззаботно играя и шумя, и впрямь как обычная малышня.

А буквально за день до окончания срока… по земному календарю этот день как раз попал бы на двадцать третье февраля… мне снова приснился странный сон с белобрысым мужиком, который молниями разбивает пространство. Причем и на этот раз я поначалу находился в его теле и уверенно, словно не в первый раз, делал то, о чем понятия не имел. Однако сон оказался настолько отчетливым и ярким, что поутру я решил, что это неспроста. Более того, эта мысль настолько прочно засела мне в голову, что я целый день никак не мог выкинуть ее из головы. А после ужина все-таки решил это повторить. Чем черт не шутит? Вдруг это не просто сон, а подсказка?

Собственно, я ни на что особо не надеялся. И никакое пространство, само собой, рвать не собирался. Просто хотел убедиться, что сам принцип работает и что ту фигуру-многоугольник в три-дэ формате хотя бы теоретически можно повторить.

Правда, как объяснить молниям, что именно я от них хочу, было неясно. Да, на прямое обращение они реагировали. Когда их хвалили, тоже, можно сказать, понимали. Однако как только дело касалось скучных заданий или неинтересных сложностей, они тут же разлетались и принимать хулиганить, старательно игнорируя все остальное.

Я, если честно, не до конца понял, как с ними обращаться. А когда увидел, что ничего не добьюсь, махнул на них рукой и, усевшись на кровать в позе лотоса, просто попытался припомнить, как выглядела та фиговина и что собой представляла.

Упражнения на концентрацию мне в этом сильно помогли — благодаря им, я уже давно мог держать перед внутренним взором любую фигуру, причем достаточно долгое время.

С этой, конечно, пришлось помучаться — раньше фигуры у меня были совсем простые. Однако, потратив на это больше рэйна, я все-таки разложил ее на составляющие, понял, из чего она сделана, а затем воспроизвел в уме с максимально возможной точностью и даже покрутил вокруг оси, добиваясь идеального соответствия.

Саму фигуру я, помимо сна, больше нигде раньше не видел. Даже учебники для старших классов подобными конструкциями не пестрили. Хотя сама по себе она была не такой уж сложной — в процессе создания я понял, что фигура состояла из двенадцати самых обычных додекаэдров, расположенных в определенном порядке. У каждого, соответственно, имелось двенадцать граней, тридцать ребер и двадцать вершин. Всего для построения этой хреновины мне понадобилось бы двести сорок крошечных молний, которые каким-то чудом следовало еще и удержать на одном месте. Но в целом фигура оказалась стабильной. И как только я закончил ее собирать, стала выглядеть законченной.

Правда, сама по себе она меня мало интересовала — я хотел понять, будет ли она настоящей. Поэтому одну за другой заменил виртуальные вершины шаровыми молниями. Порядком взмок, потому что эти безобразницы даже в моем сознании старались перепутаться и все переломать.

Не знаю как, но в конечном итоге я все-таки заставил их сидеть на месте. И вот тогда в центре фигуры стало происходить нечто непонятное.

Я сначала даже не понял, что именно сделал, потому что пространство внутри супер-додекаэдра неожиданно поплыло. Это было похоже на то, как если бы туда поместили стекло, а потом нагрели градусов этак до тысячи, из-за чего стекло раскраснелось, размягчилось и прямо на глазах потекло, причудливым образом искажая то, что за ним находилось.

Неожиданное явление.

Прямо скажем, многообещающее, так что я снова покрутил фигуру, пытаясь получше все рассмотреть.

Однако когда я уже начал подумывать, чтобы поднять температуру и посмотреть, что из этого получится, Эмма тихонько шепнула, что у нас гости. А следом из коридора прозвучало властное:

— Курсант Гурто! Остановитесь! Иначе я буду вынужден применить силу!

Мне, разумеется, страшно не хотелось отвлекаться. После целого рэйна безуспешных попыток создать что-то путное, я совсем не хотел терять концентрацию и вот так легко все это утратить.

Однако директор есть директор. Его голос я, конечно, узнал. Поэтому вздохнул, распрямил переплетенные ноги и, открыв глаза, укоризненно взглянул на лэна Даорна.

Я честно собирался его спросить, зачем он выдернул меня из медитации. Однако практически сразу увидел, что в камере творится неладное, и ошарашенно замер, во все глаза уставившись на то, что там происходило.

Да ну на фиг, быть того не может!

Если бы мне кто раньше сказал, что такое бывает, я бы точно пальцем у виска покрутил. Однако зрение меня не обманывало — прямо передо мной, заняв большую часть камеры, совершенно спокойно висела та самая фиговина, которую я с таким усердием сейчас представлял. Более того, фиговина медленно вращалась вокруг своей оси, одну за другой демонстрируя мне идеально выверенные грани! Составляющие ее вершины молнии спокойно себе сидели в придуманных мною гнездах, по их поверхности то и дело пробегали крохотные электрические разряды. Часть из них безобидно рассеивалась в воздухе, однако основная масса, словно паутина, оплела грани каждого из додекаэдров, поэтому теперь эти грани сверкали и переливались, словно хрустальные. Затем заряд с них постепенно стекал внутрь, образуя в центре фигуры гигантский электрический шар. А внутри него, в глубине, тлела и постепенно разрасталась отчетливая алая искорка, вокруг которой, как и в моем упражнении, менялось и деформировалось пространство, будто обычное стекло, которое только что вынули из раскаленной печи.

— Вот дерьмо… — севшим голосом выдал я при виде этой картины.

— Наденьте браслет, курсант, — все таким же напряженным голосом велел стоящий в коридоре лэн Даорн. — Сейчас же!

Я, стараясь не спугнуть созданное мною чудо (рванет же — меня ведь первого разнесет на куски!), медленно-медленно наклонился, выудил из-под подушки идентификационный браслет и подтянул его к себе.

— Мелюзга-а, — ласково позвал я беспокойно заерзавшие молнии. — Пора домо-ой…

Фигура передо мной явственно заколыхалась, некогда ровные грани разом потеряли стабильность. Вся многоуровневая конструкция зашаталась, задрожала, когда мои засранцы дружно ее покинули. После чего я молниеносно защелкнул на себе браслет. Молнии, негодующе вспыхнув, тут же исчезли. Тогда как фигура, явственно застонав, грузно осела на пол и, коротко вспыхнув, исчезла, оставив после себя сильный запах озона и огромное черное пятно на полу.

При виде него я нервно сглотнул.

Черт побери! Вот это я сегодня намагичил!

— Откройте дверь, — тем временем скомандовал директор, и один из подбежавших охранников торопливо зазвенел ключами. — Курсант Гурто… Курсант, Гурто! Посмотрите на меня!